Гайдзин. Том 1 - Джеймс Клавелл

– У них – может быть, – угрюмо произнес Тайрер, – зато у нас проблем хватает. Сэр Уильям очень недоволен, и по поводу того мерзавца, которого пристрелили, и по поводу вас.

– Я нет проб'рем, я нет нападать, 'рюди нападать на меня.

– Извините, Накама, но дело не в этом. Он говорит, что вы являетесь раздражающим элементом, лишним осложнением для нас, извините, но он прав. Властям скоро будет известно, что вы здесь, если они уже об этом не знают. Тогда они потребуют, чтобы мы выдали вас, мы не сможем этого избежать, и рано или поздно нам придется согласиться.

– Паза'руста? Нет понимать.

Тайреру понадобилось несколько попыток, чтобы более простыми словами объяснить суть сказанного, потом он добвил:

– Сэр Уильям просил меня передать вам, что вам лучше всего скрыться, исчезнуть, пока еще есть возможность.

Сердце Хираги почти остановилось. Все время после того, как он выбрался из западни в деревне, он лихорадочно пытался придумать способ свести на нет неизбежные последствия этого бунта и того, что его видели. Самурайский офицер, без сомнения, поймет, что какой-то сиси свободно разгуливает по Поселению. Никакого решения ему в голову не пришло кроме того, что он должен продолжать прятаться здесь. Попытаться бежать сейчас было еще более опасно. Самураи значительно усилят бдительность, а если они поняли, что он и есть тот самый Хирага, который изображен на портрете…

Ему хотелось закричать во все горло, разум его был совершенно расстроен той быстротой, с которой сменялись события после предательства Ори, и глубиной охватившей его паники и страха. Потом до его сознания вновь стали доходить звуки извне, и он услышал ключевое слово в бормотании Тайрера насчет того «как ему жаль, что он должен потерять такого ценного союзника в его стремлении узнать о Японии как можно больше, но, похоже, нет никакого способа избежать этого…»

Голова его прояснилась.

– Есть мыс'рь, Тайра-сан, – мягко заговорил он. – П'рохо д'ря меня уходить сейчас, я обязательно мертвый. Хочу помогать инге'рийский друзья, хочу быть ценый союзника, очень ценый друг. Я знаю про даймё Сацума, знаю секреты Сацума. Сойа дава'р мне маного… простите, дава'р мне много информаций. Я мозна объяснить, как де'рать Сацума пас'русный, мозет, дазе бакуфу пас'русный. Я хочу помагать. Спросите сэр Уи'рьям: я давать информаций, выручать гайдзин, вы выручать меня и давать информаций, чест'ный обмен. Друзья, neh?

Тайрер взволнованно обдумал это предложение: сэр Уильям, конечно, согласится, но только если информация окажется действительно ценной и только если он получит ее, расспрашивая Накаму лично. Это означает… о боже, я не могу!

– Мне придется раскрыть Вилли секрет, что вы говорите по-английски. Этого никак не избежать, а я просто не могу выложить ему, что скрывал такую жизненно важную информацию, меня точно выгонят. Я не могу так рисковать, только не теперь, когда Вилли в таком гнусном настроении! – Пусть уж лучше Накама уходит, пока моя голова не оказалась на плахе, а сам он не стал международным инцидентом. – Извините, – в отчаянии произнес он. – Это невозможно.

– А, просу просчения, мозет, есть способ, – сказал Хирага и сделал последний гамбит, чтобы выиграть время. – Есть вести от Фудзико – ииии, вы де'рать бо'р'сой успех у нее, теперь она думает вы самый 'ручий друг. Мама-сан говорит, очень жа'рь, но Фудзико вчера начинаца зенский бо'реть, каздый месяц бо'реть, поэтому не мозет вас принимать один, два день. – Он заметил тут же мелькнувшее на лице Тайрера разочарование, которое быстро сменилось выражениями сначала покорности, потом радостного ожидания.

От облегчения у него закружилась голова, и он слегка расслабился, в который раз поражаясь, что человек, не говоря уже о таком важном чиновнике как Тайра, может позволять себе так открыто показывать свои внутренние чувства другому, тем более врагу. Поистине эти варвары – невероятный народ.

– Вот, – продолжил он, протягивая ему веер с написанными на нем иероглифами, который она приготовила по его просьбе. – Это стихотворение, Фудзико писать: «Считаю часы, очень грустный. Тороп'рю часы, когда твое солнце сиять на мне, тогда нет грустный, остановица время». – Он наблюдал, как Тайрер бережно берет веер в руки, довольный своим выбором слов, хотя каллиграфия у нее была отвратительной. Тем не менее, подумал он, мой замысел, похоже, сработал как нельзя лучше. – Про г'равный гайдзин есть п'ран, но снача'ра, встреча с сёгун, Тайра-сан, встреча бы'р харосый, да?

Акимото громко захохотал. Смех его был так заразителен, что Хирага захохотал вместе с ним.

– Ииии, Хирага-сан, это была блестящая мысль так обвести вокруг пальца этого гайдзина! Блестящая! Саке, принесите еще саке!

Они бражничали в своей отдельной комнате в доме Трех Карпов, окна-содзи были закрыты от ночных насекомых. Тонкие веточки клена с осенними багряными листьями, стоявшие в зеленой вазе, украшали нишу. Масляные лампы. Их мечи лежали на подставке рядом с ними, и, когда прислужница вышла и они наполнили и осушили маленькие чашечки, Акимото спросил:

– Что было дальше?

– После того как маленькая рыбка Тайра заглотила наживку, мы пошли поклониться самому Великому Окуню, который в один присест слопал обе. Я сказал ему, что скрыл от Тайры, что я немного знаю английский, которому меня обучали голландцы на Дэсиме…

– И это не было ложью, – сказал Акиомото и снова наполнил их чашечки. Он ходил в ту же школу для одаренных детей самураев Тёсю в Симоносеки, но не был отобран для обучения в языковых классах, вместо этого ему было приказано изучать морское дело гайдзинов и его учителем стал отставной капитан-голландец. – Бака, что я так и не выучился говорить ни на голландском, ни на английском. Что сказал предводитель всех гайдзинов?

– Не слишком много. Тайра притворился, что удивлен не меньше него, как мы заранее условились. Мне было нетрудно отвлечь его разными малозначительными сведениями о Сацуме, Сандзиро и его крепости в Кагосиме, об истории этой земли и так далее, – небрежным тоном ответил Хирага, хотя на самом деле встреча прошла для него совсем на так легко. Вопросы были глубокими, и он обнаружил, что ему трудно убеждать этого человека в том, что его притворная откровенность была искренней. Стремясь во что бы то ни стало получить разрешение остаться, он рассказал ему гораздо больше, чем хотел бы, не только о политическом положении внешних правителей Сацумы и Тосы, но и о своем собственном княжестве Тёсю, и даже о сиси.

Он почувствовал новый приступ дурноты, вспомнив неподвижный взгляд этих холодных, голубых, похожих на рыбьи глаз, которые непостижимым образом выдавливали из него нужную информацию, и в заключение резкое: «Я подумаю и решу, позволено ли вам будет остаться еще на несколько дней. Завтра мы проведем еще одну беседу. Тем временем, вы, ради безопасности, поселитесь в миссии».